Отец Каванаг был примерно на фут выше, чем Солдат, но фигура в хаки ударила его высоко, руки и ноги обвились вокруг его тела подобно тому, как большая кошка обхватывает ствол дерева, они оба упали навзничь и покатились. Священник был слишком ошеломлен для того, чтобы издать какие-нибудь звуки кроме кряхтения, а из груди Солдата вырывалось лишь рычание. Они покатились по скошенной траве, пока не оказались прижатыми к одному из старых камней, Содат оседлал священника и своими длинными руками сжал его горло.
Глаза отца Каванага выпучились, рот широко раскрылся, и из него наконец вырвался крик. Но скорее это был не крик, а сдавленное хрипенье. Шляпа Солдата все еще держалась на нем, но поля отогнулись и теперь Майк видел бледно-восковое лицо и глаза похожие на мраморные шарики. Рот Солдата был распахнут, нет, не распахнут, скорее он зиял подобно дыре вырубленной в глине, и внутри этой дыры Майк видел зубы. Слишком много зубов, целый круг коротких, белых клыков внутри круглого безгубого отверстия пасти.
– Майкл! – прохрипел отец Каванаг. Видно было, как он изо всех сил сопротивляется длинным пальцам Солдата, сжимающим его горло. Священник корчился и извивался, но небольшая фигурка плотно оседлала его грудную клетку, колени в хаки словно впились в траву. – Майкл!
Майк очнулся, прыжком одолел те десять футов, которые отделяли его от борющихся, и стал молотить обеими руками по узкой спине Солдата. Но это не было похоже на удары по человеческой плоти, скорее казалось, что он борется с мешком, наполненным кишащими червями. Спина корчилась и извивалась под тканью мундира. Майк стукнул Солдата по голове, сбив с него шляпу. Верх головы был совершенно безволосым, противного бело-розового цвета. Мальчик еще раз стукнул по этой голове.
Солдат высвободил одну руку, оторвав ее от горла отца Каванага и наотмашь ударил Майка. Футболка на мальчике лопнула и он обнаружил, что, пролетев несколько футов, упал в заросли можжевельника.
Он перекатился на живот, вскочил на ноги и с треском рванул огромный сук с ближайшего дерева.
Солдат наклонялся все ниже к шее и груди священника. Щеки его стали раздуваться, будто его рот был набит жвачкой табаку, и теперь она просилась наружу. Сам рот странно удлинился, будто зубы внезапно выросли из десен.
Отец Каванаг высвободил левую руку и кулаком ударил Солдата в лицо. Майк увидел, как на щеке и брови у того появились вмятины от удара, будто кулак рассерженного скульптора оставил след в мягкой глине. Но всего лишь через секунду эти вмятины затянулись, и лицо Солдата вновь приняло прежнюю форму, глаза вернулись на место и уставились на священника.
Пасть этого чудовища вытягивалась прямо на глазах у Майка, становилась похожей на вылепленную из плоти воронку. Отец Каванаг закричал. Непристойный хобот был теперь пяти футов в длину, вот уже восьми, и вот он прижимается к горлу отца Каванага.
Майк бросился вперед, крепко уперся ногами в землю, так будто он был на ринге, и сильно размахнувшись, ударил Солдата по черепу своей палкой. Гулкий звук удара разнесся по кладбищу.
На мгновение Майку показалось, что он буквально снес Солдату голову. Череп и челюсть у него выгнулись под невозможным углом, и, повиснув на длинной нити шеи, упали на плечо. Ни у одного существа позвоночник не мог бы выдержать такого наклона.
Белые глаза бешено завертелись, болтаясь как комочки белой глины, и сфокусировались на Майке. Левая рука Солдата быстрее змеи рванулась вперед, схватила сук и вырвала его из руки Майка. Толстая ветка, не меньше трех дюймов в толщину, хрустнула как спичка.
Голова Солдата выровнялась, к ней вернулась прежняя форма, пасть стала расти быстрее, все больше приближаясь к телу священника.
– Боже мой! – выкрикнул отец Каванаг. Крик завершился странно захлебывающимся звуком. Солдата вырвало прямо на священника. Майк отшатнулся, его глаза в ужасе расширились, и он увидел, что поток, извергшийся из вытянувшейся пасти, представлял собой коричневую массу кишащихся и копошащихся червей.
Они сыпались на лицо отца Каванага, на его грудь, шею. Они ползли по закрытым векам священника, забирались под расстегнутый воротник его рубашки. Некоторые из них упали прямо в его распахнутый рот.
Отец Каванаг захлебывался и извивался, пытаясь выплюнуть на траву живую массу, пытался увернуться. Но Солдат склонялся все ниже, лицо его все продолжало удлиняться, теперь он сжимал горло священника ставшими нечеловечески длинными пальцами. Сцена напоминала карикатуру на любовника, пытающегося сорвать долгожданный поцелуй. Черви продолжали извергаться из его раздутых щек и воронки рта.
Майк шагнул вперед и замер, сердце его остановилось от ужаса, когда он увидел, что черви, извивавшиеся на груди отца Каванага стали зарываться прямо в его плоть. Исчезая в отце Каванаге. Другие заползали внутрь щек и напряженной шеи.
Майк закричал, потянулся за сломанным суком, и вспомнил вдруг про пластмассовую бутылочку в него в кармане.
Он схватил Солдата за воротник, почувствовав пальцами грубую шерсть и тягучую, колышущуюся субстанцию под ней, и выплеснул воду из бутылки прямо на спину этого существа, не ожидая, что результат будет большим, чем он был при благословении могилы.
Но результат оказался гораздо большим.
Спина при попадании на нее святой воды зашипела, как бывает шипит кислота, попадая на мясо. В ткани появился ряд дыр, как будто ее прошила пулеметная очередь. Солдат издал звук подобный тому, как шипит большое животное при падении в кипящую воду, скорее шипение и клокотание, чем визг, спина его изогнулась подобно неправдоподобной арке, затылок восковой головы коснулся ботинок. Бескостные руки скрючились как щупальцы и замолотили воздух, пальцы удлинились дюймов до десяти и заострились подобно лезвиям.