Лето ночи - Страница 56

Мальчик подошел поближе к кровати и приостановился. Он не совсем четко представлял себе какого рода зрелище его ожидает. Возможно Харлена держат в кислородной камере, черты его лица искажены толстым слоем прозрачного пластика, а вокруг полнейшая стерильная пустота, кроме ряда кислородных баллонов – подобное зрелище Дьюан видел примерно два года назад, когда умирал его дедушка. Но все оказалось не так страшно, Джим мирно спал, укрытый накрахмаленной простыней и легким одеялом, и только толстая повязка на его левой руке и белая корона бинтов надо лбом свидетельствовали о перенесенных страданиях. Дьюан постоял так, дожидаясь пока не стих звук шагов по коридору, затем подошел ближе к кровати.

Харлен быстро распахнул глаза, словно сова, когда ее внезапно разбудят, и спокойно сказал:

– Привет, Мак Брайд.

Дьюан чуть не подпрыгнул от неожиданности. Но взял себя в руки и произнес:

– Привет, Харлен. Ну, как ты, в порядке?

Харлен попытался улыбнуться и Дьюан заметил, как тонки и бескровны стали губы мальчика.

– Да я нормально, – ответил тот. – Я проснулся только здесь от того, что жутко болела голова и вся рука была размолота к чертовой матери. А в остальном я в порядке.

Дьюан кивнул.

– А мы думали, что ты в… – тут он чуть помедлил, не желая произносить слово «кома».

– Умер? – договорил за него Джим.

– Нет, – Дьюан отрицательно покачал головой. – Лежишь без сознания.

Веки Харлена задрожали, словно он собирался соскользнуть в эту самую кому. Затем он открыл глаза пошире и нахмурился, стараясь сфокусировать зрение.

– Думаю, так и было. Я хочу сказать, я и был без сознания. Я проснулся всего несколько часов назад с этой вшивой головной болью и увидел, что мама сидит рядом на постели. На минуту я даже подумал, что сегодня воскресенье. Черт, несколько минут я даже не мог понять, где я нахожусь. – С этими словами он оглянулся вокруг, словно еще не до конца был уверен, что находится там, где находится.

– А где твоя мама сейчас, Джим?

– Она пошла в кафе через площадь позавтракать и позвонить своему шефу, – Харлен выговаривал слова медленно, словно каждое слово причиняло ему боль.

– Но ты точно нормально себя чувствуешь? – Снова повторил вопрос Дьюан.

– Да, пожалуй. Сегодня утром сюда привалила целая толпа докторов, они и лампочками мне в глаза светили, и заставляли меня считать до пятидесяти и всякое такое. Даже спросили, могу ли я сказать, как меня зовут.

– А ты можешь?

– Конечно. Я им сразу сказал, что меня зовут Дуайт Сукин Сын Эйзенхауэр, – и с трудом, превозмогая боль, Харлен улыбнулся.

Дьюан кивнул. Времени у него было немного.

– Джим, ты помнишь как ты расшибся? Что именно произошло?

Харлен поднял на него глаза и смотрел долго, долго. Дьюан заметил, как неестественно расширены у мальчика зрачки. Губы его дрожали, словно он пытался удержать улыбку на месте.

– Нет, – выговорил он наконец.

– Ты не помнишь, ты был в Старом Централе?

Харлен зажмурил глаза, голос его стал тонким как писк.

– Я не помню вообще ни хрена, – ответил он. – По крайней мере, ничего после нашего сраного собрания в Убежище.

– В пещере, – повторил следом за ним Дьюан. – Ты говоришь про субботу.

– Ага.

– Но ты помнишь субботний вечер? Что было после пещеры?

Глаза Харлена блеснули, теперь в них ясно читался гнев.

– Я же только что сказал тебе, толстяк, что не помню.

Дьюан снова кивнул.

– Ты лежал в мусоросборнике около Старого Централа, когда тебя нашли в субботу утром…

– Угу, мама мне уже рассказала. Она даже заплакала, когда говорила об этом, будто это она виновата.

– Но ты не знаешь, как ты туда попал? – до слуха Дьюана донеслось раздавшееся по громкой связи обращение к доктору.

– Не-а. Я ничего не помню из субботнего вечера. Припоминаю только, как ты, О'Рурк и еще несколько засранцев вытащили меня из постели, стукнули чем-то по башке и бросили в мусоросборник.

Дьюан бросил взгляд на массивную повязку на руке Джима.

– Мама Кевина говорит, что твоя мама сказала, что твой велосипед нашли на Брод Авеню, около дома Старой Задницы Дуплетом.

– Серьезно? А мне она ничего такого не говорила, – голос Харлена звучал отсутствующе, вяло и был начисто лишен всякого любопытства.

Дьюан провел пальцами по мягкому краю одеяла.

– Тебе не кажется, что ты мог оставить его там, когда отправился следить за миссис Дуббет? Например, пошел за ней в школу?

Харлен приподнял левую руку и прикрыл глаза. Его ногти были обкусаны почти до крови.

– Слушай, Мак Брайд, я же сказал, что ни хрена не знаю. Оставь-ка меня одного, ладно? Тебе ведь даже не полагается входить сюда, так?

Дьюан потрепал мальчика по плечу, прикрытому сверкающим чистотой больничным халатом.

– Но мы все хотели знать, как ты тут, – защищаясь, объяснил он. – Майк, Дейл и другие ребята хотят проведать тебя, как только тебе станет получше.

– Ага, ага, – теперь ладонь мальчика лежала у него на губах и голос Харлена звучал приглушенно. Пальцы выбивали дробь на тугой повязке.

– Они будут рады узнать, что ты в порядке, – Дьюан глянул в сторону холла, где теперь собирался персонал, возвращаясь с обеда и видимо приступая к своим обязанностям. – Принести тебе чего-нибудь?

– Мишель Стаффни, пожалуйста. И лучше нагишом, – хмыкнул Харлен, все еще прикрывая ладонью лицо.

– Отлично, – отозвался Дьюан и двинулся к двери. В эту минуту холл был пуст. – Мы попозже прихватим тебя, Жареный Картофелина, – это прозвище было в большом ходу у них, когда ребята учились в четвертом классе.