Лето ночи - Страница 125

125

Отец пристально смотрел на него.

– Ты единственный, кто видел его. Около окна Мемо. Ты видел его только здесь?

– Еще один раз он преследовал меня на шестой окружной и Джубили Колледж роуд, – ответил Майк и тут же пожалел. Нужно было либо сказать об этом сразу, либо не рассказывать вообще.

Отец продолжал изучать его взглядом.

– Он мог стоять на лестнице или еще на чем-нибудь таком, – выдавил Майк, сам чувствуя, как отчаянно беспомощно звучат его слова.

Отец медленно покачал головой.

– Никаких отметин, Майк. Ни лестницы. Ничего. – Большая ладонь отца опустилась Майку на лоб. – Ты горячий.

Майк снова почувствовал, как дрожь пробежала по его телу и узнал в ней симптомы начинающегося гриппа.

– Но я не придумываю этого Солдата. Я видел его. Клянусь тебе.

У мистера О'Рурка было большое, приветливое лицо, тяжелые челюсти, россыпь детских веснушек, которые он передал своим детям, к большому недовольству трех из его четырех дочерей. Сейчас его щеки чуть вздрагивали. Он кивнул.

– Я верю, что ты что-то видел. Мне кажется, что ты заболел, целыми днями оставаясь тут, и охотясь за своим Неуловимым… Майк хотел было запротестовать. Солдат не был неуловимым. Но Майк понял, что сейчас лучше держать рот на замке.

– … Отправляйся-ка в постель и пусть мама измерит тебе температуру, – продолжал отец. – Я перенесу вниз свою койку, сюда, поближе к Мемо и некоторое время буду спать здесь. На заводе я целую неделю буду свободен от работы в вечернюю смену. – Он отодвинул биту в сторону, подошел к запертому шкафу, открыл его и вытащил старое ружье Мемо – «для охоты на белок», как она говорила – короткоствольную берданку для стрельбы мелкой дробью. – И если этот… Этот солдат попробует сунуться снова, он найдет тут кое-что получше твоей биты.

Майк хотел было что-то сказать, но голова закружилась, наверное, от облегчения и начинавшейся лихорадки. Он обнял отца и поскорей отвернулся, чтобы скрыть слезы.

Мама вошла в комнату, лицо ее было озабоченно, но хранило доброе выражение, и повела его наверх.

Майк провел в постели четыре дня. По временам ему было так плохо, что он, очнувшись от сна, считал сном происходящее наяву. Во сне он не видел ни Солдата, ни Дьюана Макбрайда, ничего из того, что преследовало его. Чаще всего ему снился собор Св. Малахия, или служивший мессу отец Каванаг. Только в своих снах священником был он, Майк, а отец Каванаг был маленьким мальчиком в большой не по росту сутане и стихире, мальчиком, путавшим слова молитв несмотря на то, что пластиковая карточка с отпечатанными строчками лежала прямо здесь, на ступеньке алтаря, где на коленях стоял мальчик – отец Каванаг. Майку снилось, что он освящает тело Христа, в самый святой момент католической службы высоко поднимая гостью, много выше, чем поднимал он ее наяву… Странность же сна заключалась в том, что собор представлял собой огромную пещеру и там не было никого из прихожан. Только темные тени кружились вне круга света, отбрасываемого алтарными свечами. И во сне Майк знал, что алтарный служка, отец Каванаг, запинался в молитвах потому, что боялся этой темноты и силуэтов в ней. Но поскольку священник Майк О'Брайен О'Рурк высоко держал причастие, поскольку он твердо произносил священные и магические слова торжественной мессы, он был в безопасности.

За конусом света кружили и ожидали чего-то огромные тени.

Джим Харлен находил, что это лето даже летом считать нельзя.

Началось оно с того, что он сломал себе несчастную руку и расколол черепушку, и даже не может вспомнить как это произошло. То ужасное лицо всего лишь сон, ночной кошмар. Затем, когда он наконец поправился достаточно, чтобы начать выходить, один из ребят, с которыми он дружил, погиб на своей треклятой ферме, а остальные словно попрятались по домам, как черепахи, втягивающие свои чертовы головы под панцирь. И, конечно, этот дождь. Дождь, который лил целые недели напролет.

Первые несколько недель, которые он провел дома, мама оставалась с ним каждый вечер, торопясь, тащила ему всякие вкусности, когда он хотел есть или пить, а потом усаживалась и смотрела вместе с ним телевизор. Все было почти как в старые дни, за исключением того что теперь не было отца, конечно. Харлен места себе не находил от беспокойства, когда оказалось, что Стюарты пригласили и его маму тоже на ферму дяди Генри, потому что она имела привычку пить больше чем следовало, громко хохотать и вообще строить из себя подвыпившую дурочку. Но, как ни странно, вечер оказался очень приятным. Харлен больше помалкивал, но ему было хорошо с друзьями, и даже было интересно слушать, как Дьюан распространяется о межзвездных путешествиях, о космическом пространстве и всех этих штуках, которые лично ему, Харлену, до фени. Но все равно, вечер был очень приятным…, за исключением того, что Дьюан в ту же ночь погиб.

Несчастный случай, происшедший с Харленом, и долгое пребывание в госпитале внушили ему совершенно другое отношение к смерти. Теперь это было что-то, что он слышал и чувствовал, и к чему подошел почти вплотную… Старик в соседней комнате, которого утром там уже не было, когда все эти нянечки и доктора ворвались туда с тележкой… И он больше не собирался подходить к этому опять, по крайней мере в ближайшие шестьдесят – семьдесят лет. Нет, благодарю покорно. Смерть Макбрайда потрясла его, себе он мог в этом признаться, но такого рода неприятности всегда могут произойти, когда вы живете на какой-то вшивой ферме и возитесь со всякими тракторами и тому подобным дерьмом.

125